В феврале 1919 года Нестор Махно официально становится красным командиром: его повстанческие формирования зачислены в Красную Армию в качестве бригады, а сам он утвержден командиром этой бригады. Махно поначалу весьма был горд этим признанием со стороны большевиков. В документах зафиксированы его слова, произнесенные в кругу соратников: «Думал ли я, что буду командовать бригадой, если не был ни одного дня на военной службе, а теперь вот командир бригады…»
Как вспоминал Виктор Белаш, один из видных махновских командиров, «числа 21 февраля к нам в Пологи приехал тов. Дыбенко с приказом. Мы заранее были оповещены о его прибытии и к встрече подготовились, приведя себя, после боев и скитаний, в порядок. Был смотр, было совещание с комсоставом, где Дыбенко зачитал приказ командующего группой Харьковского направления Скачко:
«19 февраля 1919 г. Секретно. Войска, входящие во вверенную мне группу, приказано свести в дивизию, а посему приказываю: из частей, находящихся под командой тт. Дыбенко, Махно и Григорьева, образовать одну стрелковую дивизию, которой впредь именоваться Заднепровской украинской советской дивизией».
Из махновцев образовали 3-ю бригаду этой дивизии.
Махновские отряды вошли в состав Красной Армии на условиях вполне определенных: сохранялся внутренний распорядок повстанческой Армии, хотя теперь в ее состав уже допускались и комиссары, назначавшиеся командованием Красной армии, военному командованию бригада подчинялась, но лишь в оперативном отношении, и никуда не передислоцировались из того района, где на тот момент оперировала. Также махновцы сохраняли свои черные знамена и за ними оставалось название – Революционная повстанческая армия. По соглашению, махновцы должны были получать военное снаряжение и содержание (в том числе денежное) наравне с красноармейцами. Но на это снаряжение и содержание право получили лишь те, кто числился в штате бригады.
По штатному же расписанию махновская бригада составляла всего лишь 7075 человек, хотя под началом Махно реально находились силы во много крат большие: к начало января 1919 года в его армии имелось более 20 тысяч штыков и 8 тысяч сабель, а к февралю 1919 года, как признают советские историки, армия Махно увеличилась до 50 тысяч повстанцев. Но тем, кто не числился в штатном расписании, никакого довольствия и боевого снабжения не полагалось: то есть, 43 тысячи бойцов должны были как-то сами себя прокормить, обуть, одеть, снабдить оружием и боеприпасами?! Впрочем, как оказалось, большевистские обещания остались лишь на бумаге: ни обмундирования, ни боекомплектов или какого еще военного снаряжения, или продовольствия, не говоря уже про денежное содержание, ни разу так и не получили даже «штатные» махновцы.
«Мы особенно остро ощущали недостаток оружия и боеприпасов, – вспоминал Виктор Белаш, – могли бы выставить целую армию, но оружия не было…»
В сочинениях советских историков нередко можно встретить утверждение: войско Махно, войдя в состав Красной Армии, «должно было раствориться в ней». – «В чем, простите? – резонно вопрошает Василий Голованов, лучший на сегодня исследователь Махно. – Никакой Красной Армии на Украине не было в это время. Или, вернее, махновцы и были Красной Армией, вместе с григорьевцами, моряками Дыбенко и т. д.». По сути, в украинских пределах регулярная советская армия только-только еще начинала создаваться, так что Антонов-Овсеенко, командующий Украинским фронтом, «без колебаний использовал в своих целях уже сложившиеся формирования – так было с «армией» Махно, так было с бывшей петлюровской дивизией Григорьева, отрядами Щорса, Боженко и иже с ними». Проще говоря, «никаких других войск, в которых могла бы благоразумно «раствориться» махновская бригада, не было».
Знамя армии Махно.